Бойцы вспоминают минувшие дни

В 60‑е годы ушедшего века преподаватель Тобольского педагогического института Валентина Леонтьевна Козлова, кандидат филологических наук, организовала несколько научных экспедиций студентов вуза в населенные пункты Вагайского района на диалектологическую практику, с целью изучения местной разновидности языка. В ходе экспедиции ее участники записывали воспоминания ветеранов Великой Отечественной войны, а также старожилов деревень.
Накануне годовщины Великой Победы Валентина Ивановна любезно предоставила редакции газеты «Сельский труженик» свои бесценные материалы и дала согласие на их публикацию.

Александра Ивановича Фомина из п. Курья война застала, когда он проходил службу в армии.
– На службу меня призвали в 40‑ом, в сентябре, попал в Каменец-Подольский. 22 июня 1941‑го как раз выходной был, нас отпустили в город. Но вдруг объявили боевую тревогу. В чем дело? Никто не знает. А через два часа объявили: война началась.

Воевал на Юго-Западном фронте. Сперва город Перемышль защищали, потом отступали до самого Днепра. Участвовал в Сталинградской битве. Не доходя 25 километров до Кировограда, меня ранило.

Случаи? Их много было. Ну вот такой, например: осколком оборвало под водой провод, и нашелся смельчак его восстановить. Спортсменом был. А зима, река подо льдом. Взял он коньки и до проруби. Ну и нырнул. Наладил, соединил – и назад. Его потом наградили.

У меня тоже есть награды: орден Красного Знамени и медали.

* * *

Афанасий Никонович Быков, житель деревни Быковой, 1908 года рождения, охотник, подстреливший на своем веку 14 медведей, говорит, с одной пули убивал.
Прошел войну с 1942‑го до Победы. Был ранен. Награжден медалями «За отвагу», «За оборону Советского Заполярья», «За победу над Германией». Вот что он поведал.

– Попал я в первую мобилизацию и пришел домой позднее всех. Всю войну протаскал пулемет станковый. Был наводчиком, у меня расчет 5‑6 человек, дак все время менялись: то одного, то другого убьют. Когда весь расчет переранят, один остаюсь с ним, с пулеметом‑то. Нигде его не бросал. Один раз меня все равно что стегном ударили по голове… Ушел в санчасть.
Как воевал? А я так скажу: как долго снарядов нет, дак как будто бы тоскливо.

Стояли мы как‑то в обороне. А близь шибко много лося было. Вот я начальника и спрашиваю, а не разрешит ли на охоту сходить? Отпустил. Лося добыли. Начальник нам за него по 200 граммов спирту. Мясо поели солдаты свежего.

Пошел слух, что мы промышляем. Приехал нарочный. Нас в дивизию вызвали, доложили командиру. Он нам: «Это вы Давыдова мясом кормите? Ни одной косточки не послали!» – поругал нас. Больше мы не промышляли, хотя кормили нас худо…
Вернулся Афанасий Никонович не только с наградами, но и с двумя грыжами. И все же, несмотря на это, девять лет трудился в колхозе на тяжелых работах. Но позднее вынужден был ее оставить по болезни.

* * *

Николай Власович Надеин, бывший колхозный ветеринар из деревни Быковой.
– Ушел я на фронт в 1941‑ом. Формировались в Омске. 5 ноября привезли нас в Вологду, получили вооружение. Трое суток шли маршем. В Череповце дивизию погрузили и повезли на линию фронта. За три дня нашу дивизию расколотили. На смену пришли другие, а нас расформировали. Потом попал на Волховский фронт, под Старую Руссу. Там сначала в обороне стояли, потом начались наступательные действия.

Зимой мы прорвали блокаду Ленинграда. Ну а потом освобождали Латвию, Гизу взяли. По польской земле прошлись. 20 апреля начались тяжелые бои за Берлин. 2 мая были уже в столице Германии. В День Победы салютовали, кто из чего мог. В июне началась демобилизация солдат старшего возраста. А я домой пришел лишь в августе 1947‑го. О себе что сказать? Воевал, как и другие, за спины не прятался. Однажды семерых немцев пленил. Они думали, нас много, а оказалось – одного испугались. На следующий день мне орден Красной Звезды вручили. Да, солдат не забывали. Не было случая, чтобы чей‑то подвиг забыли.

***

Трижды был призван защищать Отечество Василий Логинович Надеин, тоже из Быковой.

– Призвали в армию в 1936‑ом. Я прослужил в Дальневосточной дивизии, при полковой школе кавалеристов. Командовал ею тов. Блюхер. В 37‑ом японцы хотели захватить нас, да не получилось. Потом я уволился из армии.

В 39‑ом призвали на финские события. Вот с финнами воевал. Дошли до Хельсинки, и нас вернули обратно. В 1941‑ом призвали на Великую Отечественную. 10‑го июля забрали. Сперва нас 150 человек из района взяли, погрузили на пароход, привезли в Тюмень. Спрашивают: «Кто старший с Дубровинского военкомата?» Я отозвался. Нас погрузили в два состава и отправили на Дальний Восток. Доезжаем до Иркутска, говорю: «Мне надо на 150 человек продуктов, сухой паек получить». А капитан – такие, мол, не числятся. Я выстроил своих – вот они. И поехали дальше, на восток. Остановились в Красноярске, а у нас документов нет. Потом, правда, пришли. Прибыли в город Спасск. Я записался в кавалерийский полк. Всех, кого знал, с собой позвал. Это была запасная армия.

Когда немец стал подходить к Москве, наши сибирские войска повезли туда. Мы столицу и защищали. В составе 108‑ой бригады дошел до Смоленска, там меня в ногу ранило. После госпиталя три месяца проучился на танкиста, на механика-водителя. У меня было звание помкомвзвода. Сейчас это старший сержант.
В 44‑ом наш полк разбили, и меня перевели в 78‑ю танковую бригаду. Когда стали к Орлу подходить, Курскую дугу пришлось «расправлять». Шли мы на таран. Черт знает, где чей танк. Мой сохранился, и я благополучно вернулся в часть. Меня пуля тогда не взяла.

Потом нас перебросили перерезать железную дорогу. Тут меня и ранило. Три месяца не говорил, не слышал. Потом освобождали прибалтийские республики – Эстонию, Латвию, Литву… Нашей задачей было отрезать от Восточной Пруссии всю Прибалтику. Мы эту задачу выполнили. Взяли порт немецкий, город Любава. Фашисты никак не сдавались, но мы их все‑таки поставили на колени. 8‑го мая 45‑го окружили, взяли в плен и совершили победу. 9‑го нам объявили, что Германия капитулировала. Вскоре и домой пришел. Награды имею: орден Отечественной войны 1 степени, Красной Звезды и медали. На своем хребте испытал войну, потому, наверное, и не смотрю по телевизору фильмы о ней.

Соленый хлеб войны

Этому материалу Валентина Ивановна предпослала мечту крестьянки Акулины Степановны Половодовой, которую она хранит в памяти как наказ: «Надо бы рассказать про деревенских, как наши работали в войну. По порядочку бы написать про войну, че мы пережили».Слово – колхозницам из глубинки.

В деревне Быковой «как началась война, мужики все поуехали. 90 мужиков из деревни взяли», а в деревне Курья «на весь сельсовет ходил один мужичонка. Как рявкнет на тебя, овсе испужаешься. Болел чем‑то, че ли – не брали…».
Не лучше было и в других деревнях и селах.

«Эта работа‑то на нас пала. В тылу‑то трудились день и ночь. Конной тяги не было. Что лошади были – всех на войну забрали. Робили все рукам. Сеяли и пахали вручну.

На коровах‑то боронили: один в поводу идет, другой – сзади. Оне не пойдут – вот и переживаешь. Упадет – и не поднять…».
Доставалось и подросткам, они рано взрослели. «До 12 лет проучились – и сразу на работу. Потом подросли – на погрузку гоняли. Мешки таскали. В кино‑то не на че было сходить‑то: денег не было, дак. Думаешь, скорей бы парнишка посватался, чтоб мешки‑то не грузить».

Особенно тяжело и рискованно было доставлять хлеб на приемные пункты. «В лодке ездили хлеб сдавать. По два рейса делали каждый день. Вытаскиваешь мешки на берег, с берега – в склад. Лодки были на гребях. На лодке везем, мешков много, а валы‑то заливают. Вот и ревем. Вычерпывали сапогами. За Иртышом Загваздино было – туда и возили».

Зимой крестьянки заменяли мужчин на лесозаготовках. «Как с Покрова уедут, так 1 апреля приедут. Председатель нам продукты привозил. Бараки ставили, крыли, пилили…». И сложилась в те годы частушка:

Надоели нам бараки,
Надоели коечки.
Еще пуще надоели
Лесозаготовочки.

Непомерной тяжестью легли на плечи крестьян налоги и займы. «В войну тяжело было: налоги, платежи, займы. Мы платили это государству. По тысяче‑то! В контору придем, заплатим все налоги – и копейки остались. Трудна, девки, жизнь была! Вот вы не видели нехто войну. Подумаешь, дак страшно!»

С тревогой и надеждой ждали фронтовых писем. Иногда дожидались. «Вот придет весточка издаля – слезами всей деревней омоешь листочек. Но чаще всего приходили казенные бумаги – извещения», «Каждый день шли похоронки, дак реву‑то, реву! Завоет в голос баба, тошно овсе».

А война требовала все новых и новых жертв. «Подходят катера – опять за кем‑то. Идут к совету – этому повестка, этому…».
Воспоминания женщин проникнуты чувством сострадания к воинам – фронтовикам – мужьям, возлюбленным, братьям, отцам. «Бабам трудно было, а бойцы голову кладут за Родину. Мы ишо в гнезде своем, а люди‑то в окопах. О себе не думаешь, над нами не гремело. Последние рубахи отдавали на фронт. Сами голодом сидим, а далече отправим последний кусочек. Соберемся с бабами и страдаем».

Поражают не только мужество, самоотверженность деревенских женщин в годы войны, но и их подлинно патриотический дух, высокая гражданственность: «Мы не шшытались, лишь бы помочь государству. Старались, стремились платежи выполнять, – вспоминала Анисья Петровна Симонова, – хлеба продашь – копейку бережешь. У нас ленинградцы жили. Корова хороша была. Помогали им».

Годы войны – это не только непомерно тяжкий труд, это голод и холод: «Война‑то была – голодны женщины‑то робили. С голоду умирали часто. А робили‑то как!»

Как говорится, пришла беда – отворяй ворота: «В 41‑ом все затопило. Неурожай, голод. В 42‑ом урожай хороший был. Сдали тогда государству и за 41‑ый, и за 42‑ой. Все отдали. Опять голодуха была». Спасались от голода кто как мог: «Ели мох, пили липовый настой. Как‑то не умерли. Не токмо че – кору ели: натолкешь, сделаешь колебаши, покушаешь… Картовник сушили и ели. Картовник вкусня был всех. Швыркали похлебку, гнилу картошку в пищу употребляли.

На работе для поддержания сил получали сухой паек. Придет председатель, дак привезет ведерко муки на 80 человек. По ложке муки каждой дает. Мы слижем ее. Кто побогаче, дак картошки принесет, а мы собираем кужирочки да варим. О себе и не думаешь, а робятишки‑то малы, ись просят.

Домой‑то придешь – они сидят голодны. Бегут к тебе со слезам. Овсе ниче не понимали. А кормить‑то чем‑то надо, а чем, когда полки голы! Крошечки нигде нетука. Самой меньшой‑то овсе плачет. Слов не говорит, а его жальче всех, – вспоминает Мария Лаврентьевна Надеина, – носить‑то нече было. Дак до того дело доходило, что без рубахи по снегу босиком ходили. Дочь овсе голенькая лежала. Страшно было – вот как в нищете жили!»
Все выдюжили, и вот пришла долгожданная Победа. Встреча с ней у каждого была своя, незабываемая, неповторимая. «Такая война была – страсть! На пятый год победили. Она ведь, Победа‑то, у нас была девятого. Нарошный приехал, сказал, что Победа. Рев такой был. Как ревели – в Елани слышно было, – вспоминает крестьянка из Курьи. – Я возила сливки. 9 мая еду – женщина бежит. «Ниче, – говорит, – не знаешь! Победа!» Я заезжаю в Дубровино – господи! Пляшут, поют. Всюду флажки…»

«Война кончилась – пришел уполномоченный: с Победой! Реву‑то сколько было. У кого – радость, у кого – горе…».
Быковцы вспоминали: «Потом уж давай встречать инвалидов. Из 90 мужиков 10‑15 вернулись – то руки нет, то ноги. Александр – без руки, Иван – без руки. У соседа голову разбило. Тихон да Афанасий только покрепче‑то пришли…». «У Петра два брата холостых погибли. У некоторых из дому по пять человек ушло да по одному пришло. У Екатерины Ивановны Быковой из пятерых сыновей погибли трое», – вели счет в деревне.
«У нас в Салах 48 мужиков убили, бабы‑то молоды остались. Мы вот так ни за что и состарились. Вдовами‑то. Одни, как ягодки. И жись наша замордовалась в войне и в сиротах».

«Остались у меня шесть девчонок». «У меня – пятеро. Всех вырастила». «Осиротевшей деревне после войны ишо тяжело было: хлеба нет, налоги‑то –500 рублей на человека, 360 литров молока сдавали. Сено косить не разрешали. Центнер мяса сдай. А семью‑то не учитывали: хоть два, хоть десять человек. Ну чем‑то надо было восстанавливать!»

«С одной овцы полторы шкуры… Осердилась и всех овечек уничтожила», – призналась одна из сельчанок.
«С 53‑го стало маленько облегченье, а то – не дай бог!»